Неточные совпадения
Дороги до церкви не было ни на колесах ни на санях, и потому Нехлюдов, распоряжавшийся как дома у
тетушек, велел оседлать себе верхового, так называемого «братцева» жеребца и, вместо того чтобы лечь спать, оделся в блестящий мундир с обтянутыми рейтузами, надел сверху шинель и поехал на разъевшемся, отяжелевшем и не перестававшем ржать старом жеребце, в темноте, по лужам и снегу, к церкви.
Нехлюдов сказал, что сейчас придет, и, сложив бумаги в портфель, пошел к
тетушке. По
дороге наверх он заглянул в окно на улицу и увидал пару рыжих Mariette, и ему вдруг неожиданно стало весело и захотелось улыбаться.
Он был уверен, что его чувство к Катюше есть только одно из проявлений наполнявшего тогда всё его существо чувства радости жизни, разделяемое этой милой, веселой девочкой. Когда же он уезжал, и Катюша, стоя на крыльце с
тетушками, провожала его своими черными, полными слез и немного косившими глазами, он почувствовал однако, что покидает что-то прекрасное,
дорогое, которое никогда уже не повторится. И ему стало очень грустно.
Так жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет, к ее барышням приехал их племянник — студент, богатый князь, и Катюша, не смея ни ему ни даже себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по
дороге на войну к
тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное, что она беременна.
С тех пор в продолжение трех лет Нехлюдов не видался с Катюшей. И увидался он с нею только тогда, когда, только что произведенный в офицеры, по
дороге в армию, заехал к
тетушкам уже совершенно другим человеком, чем тот, который прожил у них лето три года тому назад.
Нехлюдов заехал к
тетушкам потому, что имение их было по
дороге к прошедшему вперед его полку, и потому, что они его очень об этом просили, но, главное, заехал он теперь для того, чтобы увидать Катюшу.
Попадавшиеся на
дороге мужики, видя такой богатый экипаж (
тетушка очень редко выезжала в нем), почтительно останавливались, снимали шапки и кланялись в пояс.
По приезде домой жизнь Ивана Федоровича решительно изменилась и пошла совершенно другою
дорогою. Казалось, натура именно создала его для управления осьмнадцатидушным имением. Сама
тетушка заметила, что он будет хорошим хозяином, хотя, впрочем, не во все еще отрасли хозяйства позволяла ему вмешиваться. «Воно ще молода дытына, — обыкновенно она говаривала, несмотря на то что Ивану Федоровичу было без малого сорок лет, — где ему все знать!»
В несколько дней сборы были кончены, и 2 августа, после утреннего чаю, распростившись с бабушкой и
тетушкой и оставив на их попечение маленького братца, которого Прасковья Ивановна не велела привозить, мы отправились в
дорогу в той же, знакомой читателям, аглицкой мурзахановской карете и, разумеется, на своих лошадях.
Несчастливцев. Что это? Вы хотите позвонить? Рано еще. Дайте мне колокольчик! (Берет колокольчик.) Я сам позвоню, когда надо будет. Нам свидетелей не нужно. Напротив,
тетушка, вы уж постарайтесь, чтоб к нам не вошел никто, а главное, Буланов, если только вам
дорога его мизерная жизнь.
Несчастливцев (Милонову). Меня? Ошибаешься. (Вынимает пьесу Шиллера «Разбойники».) Цензуровано. Смотри! Одобряется к представлению. Ах ты, злокачественный мужчина! Где же тебе со мной разговаривать! Я чувствую и говорю, как Шиллер, а ты — как подьячий! Ну, довольно! В
дорогу, Аркашка! Прощайте! (Кланяется всем.)
Тетушка, пожалуйте ручку!
Милая
тётушка, не делайте за меня честолюбивых планов, привыкните к мысли, что я пошел по совершенно-особенной
дороге, но которая хороша и, я чувствую, приведет меня к счастию.
Мне казалось, что она их не любила: я всегда замечала, как ее коробило, когда
тетушка, только оправясь с
дороги, оставляла с maman своего интересного мужа, а сама начинала ревизовать все закоулки дома и вступала в интимнейшие разговоры с слугами.
Агафья Тихоновна. Опять,
тетушка,
дорога! Интересуется какой-то бубновый король, слезы, любовное письмо; с левой стороны трефовый изъявляет большое участье, но какая-то злодейка мешает.
— Как, неужели,
тетушка, вы даже и не отдохнете с
дороги? — заботливо спросил генерал. Он немного как бы засуетился, да и все они как-то замешались и стали переглядываться. Вероятно, им было несколько щекотливо, даже стыдно сопровождать бабушку прямо в воксал, где она, разумеется, могла наделать каких-нибудь эксцентричностей, но уже публично; между тем все они сами вызвались сопровождать ее.
Тетушка тревожно выглянула из возка, чтобы спросить кучера, верно ли мы держимся
дороги, и сейчас же откинулась назад, потому что ее обдало мелкою холодною пылью, и, прежде чем мы успели дозваться к себе людей с козел, снег понесся густыми хлопьями, небо в мгновение стемнело, и мы очутились во власти настоящей снеговой бури.
— С праздничком! — сказала она и поцеловала в плечо Анну Акимовну. — Насилу, насилу добралась до вас, благодетели мои. — Она поцеловала в плечо
тетушку. — Пошла я к вам еще утром, да по
дороге к добрым людям заходила отдохнуть. «Останься да останься, Спиридоновна», — ан, и не видала, как вечер настал.
— В
дороге,
тетушка, запоздали, — отозвался Василий Фадеев. — А вот дождик припустил, гроза поднимается. Пусти на ночлег, родимая.
— Что
тетушка, я с твоего рождения тебе
тетушка, только не ожидала, что мой племянничек мой
дорогой в дуры произведет, — не унималась она.
— Ну,
дорогой племянничек, едва ли я после этого останусь твоей
тетушкой… Подумал ли ты об этом, вводя в наш род, честь которого отличалась вековою чистотою, девушку, чуть ли не с младенчества заклейменную позорными прозвищами толпы и заклейменную по заслугам…